В советском кинематографе невозможно, пожалуй, найти персону более эксцентричную, чем Фаина Георгиевна Раневская. Сочные цитаты этой актрисы смаковались даже в кругах интеллигенции.

Однажды Фаиной Георгиевной заинтересовался сам Сталин. Генсек позвонил Борису Пастернаку и поинтересовался и него:

— Товарищ Пастернак, скажите, Раневская, на ваш взгляд, действительно великая актриса?

Вероятно испугавшись, Пастернак прибег к грубейшей и даже нелепой лести:

— Товарищ Сталин! – сказал он. – Вы – Первый всемирный гений, я – второй. И стоит ли нам говорить о какой-то там второразрядной актрисульке. Там бы с Вами поговорить о Жизни и Смерти.

— Вы всё-таки не правы! – продолжает Сталин. – Вот Жаров, вроде, хороший актёр, но и в гриме видно, что это Жаров. А Раневская ничего не наклеивает, но всегда такая разная…

Поэт почему-то, почуяв угрозу смертной казни, изрёк «шкуроспасательные» слова:

— Да-да, тут и до двурушничества недалеко! То правый уклон, то левый, то кулацкого происхождения, то бедняцкого…

Сталин резко оборвал Пастернака:

— Что лично вы посоветуете ЦК нашей партии?

Желая побыстрее закончить разговор, Пастернак выпалил:

— Советую расстрелять обоих – и Раневскую, и Жарова! Как врагов народа, как вредителей, как прихлебателей бухаринско-троцкистских извергов!! Расстрелять как псов шелудивых!!

Вождь положил трубку, даже не дослушав реплику.

К чести Бориса Пастернака нужно сказать, что у него хватило сил рассказать самому об этом случае Раневской. Произошло это уже во время Хрущёвской оттепели, когда он, гонимый властями, подарил Раневской экземпляр «Доктора Живаго».

Тогда-то с уст хулиганки Раневской и сорвалась сакраментальная фраза: «Жизнь — это затянувшийся прыжок из пизды в могилу». После чего расчувствовавшийся Пастернак великую актрису обнял и поцеловал.